(no subject)

Предприняли с Соней ностальгическую поездку в Ратгерс.

Получив в канцелярии под расписку диплом (и там написано, кто я), пошли к героическому Джерри, и там, в его кабинете, он мне этот диплом вручил. Я была в квадратной шапке с кисточкой, которую Соня сварганила минут за 10 непонятно из чего, и которая даст сто очков вперед любой настоящей.

Еще мы поели с Джерри, и он мне подарил свою книгу, которую писал 7 лет, в соавторстве. Книга детская, для малышей, страничек 15. С изумительными иллюстрациами. Подкуп ("Нина, если – нет, когда! – Вы защититесь, я подарю Вам свою книгу!") – был последним – сработавшим – способом, который мой несгибаемый научный руководитель использовал, пытаясь достойно покончить с более чем десятилетней историей этого научного руководства.

Пусть, пусть меня теперь в анкетах спрашивают, сколько лет я училась! 10 в школе, 5.5 (ну ладно, пусть просто 5) в институте в Москве, брошенную аспирантуру по механике в Москве пропускаем, и наконец – барабанная дробь! – 15 лет в Ратгерсе. Я надеюсь, это рекорд?

Мы зашли к Израилю Моисеевичу Гельфанду. 15 лет назад он казался мне очень старым. 15 лет назад я думала, что четырехлетняя Соня, которая из–под стула кричала ему при встрече "Привет, ИзраИль!" – последний на свете человек, который с ним на "ты". Тогда он давал Соне простые задачки и очень ее хвалил. А надо мной шутил, например так. Вдруг, с вдохновением на лице, говорил: А что, если предположить, что есть такие 3 числа... В общем, сутки потом я сидела, абсолютно счастливая, выводя про кватернионы все, что могла, думая, что мы с Израилем Моисеевичем вот сейчас придумали что–то очень важное и красивое, чтобы потом прибежать к нему, показать результаты своих трудов, и услышать снисходительный отсыл к учебнику.

Сейчас он уже далеко. Когда мы с ним разговаривали, замолкал надолго, уходил. Спросил, какие курсы по математике Соня учила. Спросил, читали ли мы его Лекции по линейной алгебре. Сказал, что только теперь понял, как надо учить линейной алгебре. Спросил, интересно ли нам с ним разговаривать. Полезно ли. Пытался дать Соне задачу, но мы не поняли, какую, выдумали за него его любимую серию задач про четырехмерный куб.

Время от времени спрашивал: "Кто мама, кто дочка?" Видно, из его далека мы не сильно различались.

Потом он попытался читать нам стихи Пастернака, вот эти:

Когда случилось петь Дездемоне,-
А жить так мало оставалось,-
Не по любви, своей звезде, она -
По иве, иве разрыдалась.

Когда случилось петь Дездемоне
И голос завела, крепясь,
Про черный день чернейший демон ей
Псалом плакучих русл припас.

Когда случилось петь Офелии,-
А жить так мало оставалось,-
Всю сушь души взмело и свеяло,
Как в бурю стебли с сеновала.

Когда случилось петь Офелии,-
А горечь слез осточертела,-
С какими канула трофеями?
С охапкой верб и чистотела.

Дав страсти с плеч отлечь, как рубищу,
Входили, с сердца замираньем,
В бассейн вселенной, стан свой любящий
Обдать и оглушить мирами.

И не узнать, не догадаться – почему, что он при этом думал...

За ним ухаживает чудесная женщина из прибалтики, Рита, она ему в дочери годится, ей всего 75 лет. Она всю жизнь проработала шофером–дальнобойщиком, и так ему весело кричит: Израиль Моисеевич,я в ваших математиках, кубах там всяких, не понимаю, вот мотор любой мне дайте, я вам вмиг его переберу!