35 лет назад

Мы вместе ходили в художку. Это было ужасно давно. А теперь мы обе в Америке, хоть и в разных городах, но даже виделись здесь дважды! Второй раз совсем на днях: Юля, к моей радости, опять на конференцию приехала.

Мне кажется, детские художественные школы были меньше распространены, чем музыкальные. Наша художка была четырехлетняя, предметов было всего пять: живопись, рисунок, композиция, скульптура и история искусств. Занятия три раза в неделю, смешно, я даже расписание помню. Четверг был самый напряженный день: два часа скульптуры, три часа композиции, а на закуску - час истории искусств, поэтому скульптура начиналась рано, без пятнадцати три. А ехать из школы (ну, из обычной школы) все-таки далеко, особенно Юле, поэтому мы на скульптуру часто опаздывали, а то и прогуливали ее. Тем более что по дороге от остановки автобуса к подвальчику, где  была скульптура, нас подстерегал какой-то необыкновенный книжный магазин, где простоять часа два с книжкой ничего не стоило. Хотя я с удовольствием вспоминаю, как  мы лепили. Получалось у меня хреново, но мокрая глина в ванне, прикрытая целофаном, ком глины на столе,  я его помню наощупь, долгие попытки придать ей хоть какое-то сходство с образом, вот этот процесс, когда делаешь и не спешишь, а потом заворачиваешь в целофан, чтобы за неделю не засохло, а руки белые от налета глины, даже после мытья - все это хорошо вспоминается. И что мы скульптуру так часто прогуливали?

Примерно это я Юле сказала. Она безмерно удивилась. Ты что, говорит, не помнишь, как нас там травили? Му поодиночке туда и ходить боялись. Учитель по скульптуре в класс нечасто заглядывал, и озверевшие мальчишки безнаказанно издевались над нами, а мы оборонялись спина к спине. А потом мама увидела, что у меня в четверти тройка по скульптуре, призвала меня к ответу, я и рассказала, что мы прогуливаем, и объяснила почему. Мама пошла к директору, устроила скандал, и нас перевели в другой класс.

Я помню как вместо почти всегда пьяного дядьки по основным предметам (кроме скульптуры и истории искусств) появилась симпатичная тетенька. Но если бы меня спросили, почему, я бы предположила, что дядьку просто выгнали. Тем более, что соучеников своих я не помню абсолютно, кроме каких-то смутных мальчишек, которые, кстати, лепили здорово, уж получше меня.

И если бы меня еще неделю назад спросили, травили ли меня хоть когда-нибудь, я бы уверенно сказала, что никогда.
Юлькины воспоминания так меня удивили, что я даже у мамы (своей) спросила, помнит ли она, как и почему нас перевели в другой класс. Юлю моя мама хорошо помнит, что в другой класс переводили - тоже, а на вопрос "почему" она ответила (правда, надо ей отдать должное, неуверенно) что потому, что у нас хорошо получалось. За успехи, значит.

Ну, мамина версия еще фантастичней юлиной, конечно, но не в  этом дело.

Поражает меня, что события собственного детства совершенно расплылись в тумане. Что одно и то же можно помнить так по-разному. Что реальность такая уязвимая.

Я слабо верю в то, что моя память вытеснила болезненные воспоминания (это юлино объяснение). Скорее уж я могу поверить, что травля была, но я ее не заметила. Но Юля говорит, что это невозможно.
Интересно, что я ведь многое про художку помню. Как же так?